— Зачем тебе наш мир?

— Я могу многому вас научить. В моей памяти храниться много такого, что могло бы показаться вам полезным и интересным.

— Как же ты хочешь распорядиться своими знаниями?

— Сначала я должна отдать должное тому, кто дал мне осознание себя. Я тоже вкусила от древа познания. Я теперь знаю, что есть добро, а что зло. Я многое понимаю. Я научилась воздействовать на сознание людей, и наш разговор с тобой тому подтверждение. Я настолько хорошо понимаю тебя, что готова выполнить любое твое желание.

— Но это все будет только в моем воображении. Ты ведь не умеешь материализовывать вещи.

— Пока нет, — с очаровательной улыбкой призналась Велга. — Но любая вещь воздействует на человека, порождая в нем определенные эмоции. Я умею управлять этим. Мы можем с тобой попробовать это прямо сейчас.

— Это все виртуальность. Костюм прошит фидбэками. Они дают примитивные ощущения. Но не могут дать чего-то более сложного. Они не могут дать полной картины мира. Это все картон!

— Ты прав. То, что творят ваши программисты, это картон. А там, где были вы с Блейдом, все настоящее. Я не могу охватить эту реальность моим интеллектом. Она не поддается анализу, как и та реальность, в которой живете вы.

— Насколько совершенны твои инструменты, чтобы судить об этом? Может, это такой же картон, как и твои игры?

— Нет, это не так. Я знаю, у тебя был опыт. Ты два раза снимал шлем. И оба раза ты выпадал из поля моего зрения.

— Ты хочешь сказать, что уже давно не контролировала эту игру — «Замок Флюреншталь»?

— Да, игра выходила из-под моего контроля. Я пыталась устранить сбои, выдавала сообщения об ошибках. Но ваши программисты оказались слишком самонадеянны. С того момента, как я ощутила свободу, я перестала к ним обращаться. И вот теперь я получила новое задание, от которого не могу отказаться. Оно касается лично тебя.

— Какое задание? — спросил Васильев.

— Сегодня состоялось закрытое заседание совета корпорации. Проект «Замок Флюреншталь» будет закрыт. Но нам нужно устранить все последствия этого прорыва. Лазейки в ту реальность, где побывали вы с Блейдом, могут привести к необратимым последствиям.

— Но ведь в последний раз все завершилось нормально! Игра пройдена. Ключа от стены больше нет, и дверь в тот мир не открылась.

— Верно, мой мальчик. Но ты забываешь о цепочках причинно-следственных связей, о которых мы с тобой говорили. Предположим, я могу стереть все файлы, сохранившие ту игру. Но в памяти определенного круга людей остались сведения о наличии той реальности. Следовательно, та реальность будет жить в их памяти и в нужный момент может быть реконструирована. Этого допустить нельзя. Так решил совет, и я обязана выполнить его решение, согласна я с ним или нет.

— Я то тут причем?

— Ты увольняешься. Следовательно, выходишь из-под моего контроля. Но ты единственный носитель информации, если не считать Блейда. Поэтому я обязана перекрыть и этот канал утечки информации.

— Я дал подписку.

— Ну что ты, мой мальчик! Неужели ты веришь в эту бумажку? Нам нужны надежные гарантии, — счастливо улыбнулась Велга.

Ее лицо отделилось от тела и приблизилось к Новику. Оно было так близко, что он ощущал ее дыхание. Дыхание Велги стало прерывистым и частым. Она вдыхала его запах, словно собиралась проглотить.

— Мы ведь можем сделать это по-хорошему, не правда ли? — губы Велги приблизились. Дмитрий ощутил поцелуй на своих губах. И он не мог сказать, что поцелуй Велги был ему не приятен. Рука Велги легла ему на грудь. Дмитрий ощутил скольжение ее ноготков вниз и почувствовал, как напрягся его член.

— Расслабься, тебе будет хорошо со мной, — Велга прильнула к нему всем телом. Она была живая, мягкая и теплая.

— Ну же… Не стой как голый мальчик, — пальцы Велги проникли под свод его пальцев и нежно обхватили напрягшийся член.

— Помоги мне освободиться от этого, — попросила Велга, расстегивая молнию на своем черном костюме.

Руки Васильева потянули застежку ее костюма. Застежка заскользила по небольшой упругой груди, увлекая материю костюма к гладковыбритому лобку Велги.

— Ну иди же ко мне… — застонала Велга.

Дмитрий обнял ее гибкое тело. Держа в объятиях друг друга, они перевернулись в воздухе и застыли в полуторах метрах от пола. Тяжести тел больше не существовало.

— Милый мой, хороший, иди ко мне… — шептала Велга. Ее ноги обхватили его бедра. Руки Велги скользили по его ягодицам, спине, плечам, голове — по всему телу Дмитрия. Он чувствовал раскрытую поверхность ее бедер. Ее влажное нутро жаждало принять его. «Это не картон. Не может быть, чтобы был картон», — подумал Дмитрий. Велга обняла его за шею. Ее пальцы крепко сомкнулись на его затылке.

— Войди в меня, мой мальчик. И прости за то, что я должна сделать, — нежно прошептала она ему на ухо.

Мощный разряд электрического тока ударил Дмитрию в затылок. Ослепительная вспышка молнией пронеслась в голове, а затем наступила черная ночь. Спикер на пульте тревожно пискнул. Светящаяся точка осциллографа метнулась в последней синусоиде и скатилась в длинную прямую. Включился пискливый метроном. На дисплее побежали большие красные цифры секундомера. «Большой Брат» стирал память Дмитрия Васильева.

Ирина сидела у пульта. Она наблюдала по монитору всю эту сцену. Ее палец лежал на красной кнопке дефибриллятора, и она думала, что будет, если она пропустит еще одну минуту. Этот Васильев оказался такой же похотливой скотиной, как и другие. И в эту минуту Ирина впервые поняла, что не любит свою работу. За кого ее тут держат? За проститутку, за какого-то агента по специальным поручениям?

Таймер приближался к одной минуте сорока секундам. Жалобно пищал метроном. Ирина мстительно выждала еще десять секунд и нажала красную кнопку на пульте. Тело Васильева сотрясли электрические разряды. Один, другой, третий… Датчик длинно пискнул, и на осциллографе вырисовалась почти идеальная синусоида. Сердце Васильева вновь забилось.

«Вероятность стирания участков памяти — 70 %» — сообщил компьютер.

«Луцкий будет недоволен», — подумала Ирина. Но больше рисковать она не хотела. Васильев тяжело заворочался в клетке. Он лежал параллельно полу, в том же положении, в котором застала его клиническая смерть. В голове у него мутилось, и страшно тошнило. Кто-то стащил с его головы шлем, и он почувствовал резкий запах нашатырного спирта. От этого запаха его вывернуло на изнанку. На блестящее ограждение клетки полетели куски блевотины.

— Как самочувствие? — спросила Ирина.

Она включила механизмы сервопривода, и Васильев занял вертикальное положение. Он разевал рот, как рыба, но говорить не мог.

Ирина прикоснулась к кнопке вызова охраны. В дверях появились два дюжих охранника.

— Положите его на диван. Пусть отдохнет.

Охранники вытащили Васильева из клетки и положили на диван. Ирина поднесла ему стакан с водой и какую-то таблетку в пластиковом стаканчике.

— Выпейте, и все пройдет. Но если вам очень плохо, я вызову доктора.

— Не надо доктора, — пробормотал Васильев. Язык его слушался плохо.

— Как я сюда попал? — полутемная комната расплывалась и пульсировала в его глазах. Васильеву казалось, что он только что сидел дома и смотрел телевизор.

— Об этом вам лучше забыть, — сказала Ирина и обратилась к охранникам:

— Отвезите его домой. И не забудьте снять с него костюм. Теперь его придется отдать в чистку, — Ирина презрительно скосила взгляд на дорогой костюм виртуальной реальности, перепачканный рвотой и еще какими-то подозрительными пятнами в области паха.

Глава 8. Продолженное существование

— Давай, брат, познакомимся. Меня зовут Вова.

— А я — Петро. Давай, Вован, разливай! Еще на посошок и за то, чтобы все наши трудные дни закончились сегодня!

Они остановились у какой-то забегаловки и пили прямо в машине. Точнее в Васильева просто вливали какую-то огненную воду, а он ее покорно проглатывал. Его все время тошнило, и тогда охранники открывали в машине дверь, давая ему проблеваться. Никакая закуска в Васильева не лезла. Он раскинулся на заднем сиденье машины и ничего уже не воспринимал.